Что такое тупость? Это незнание. Признать, что я чего-то не знаю, значит обнаружить свое невежество и нужду узнать. Как следствие, породить в этой нужде желание получить знания, и проделать долгий путь познания, осмысления знаний и порождения собственных, порой очень несовершенных, мыслей. Пойти по пути натуральной тупости, значит отказаться от идеи собственной грандиозности, и признать себя очень обыкновенным и заурядным, т.е. выражаясь психоаналитическим языком – снизить требования Супер-эго. Это довольно трудно, учитывая бесконечный информационный поток историй об успешных и богатых людях, рассматривая которые кажется, что быть обычными человеком просто ужасно неприлично. Так поток информации влияет на идентичность человека, который под этим давлением выбирает быть модным и современным, как ему кажется, интеллектуалом и не ведая, создает симулякр самого себя. Рано или поздно симулякр идентичности разбивается о подлинную реальность, с которой мы встречаемся благодаря собственной смертности, старению и прочим ограничениям и различным несовершенствам, которые есть у каждого человека в жизни.
Само по себе незнание вызывает большую тревогу, от которой человеку хочется как можно быстрее спастись, найти какую-то структуру, какие-то чужие знания или правила, которые бы гарантировали счастье в жизни. Отказываясь от осознания своей нужны в знаниях человек оказывается в ловушке, так как сам источник желания породить мысль – нужда – блокируется под стигмой слабости и стыда. Людям трудно размышлять о себе на сеансах психотерапии, так как трудно обнаруживать собственное незнание рядом с другим, потому что это стыдно. Как я уже писала выше, сеанс может быть наполнен подробностями, но в них не будет символического содержания. Каждому событию в опыте человека присваивается определенное символическое значение, т.е. дается интерпретация, устанавливаются причинно-следственные связи, а когда этого нет, опыт не сохраняется как часть идентичности. Человек без прошлого – это человек без будущего.
Об этом интересно рассуждает Юлия Кристева в беседе со своим мужем Филиппом Соллерсом, говоря о том с какой сложностью она сейчас сталкивается в своей работе как психоаналитик: «Остается невостребованным умение «психировать», позволю себе использовать этот неологизм, то есть умение выразить в словах возбуждение, тревогу, психологическую травму, отобразить их любым другим способом: посредством живописи, музыки, танца, спорта; но, главное назвать это. Поскольку языку не только под силу перемещать вспышку, ослабляя ее, но и интерпретировать ее, а также при необходимости разделить ее с соответствующей способностью партнера. При отсутствии этой модуляции внутреннее пространство сжимается, разрушается, импульс атакует человека, у которого начинает бурно развиваться психосоматическое заболевание, или он и вовсе превращается человеческую бомбу, в камикадзе: человек обезличивается до такой степени, что становится оружием массового поражения...» И Филипп Соллерс ей отвечает: «Недавно ты мне сказала: «Интересно: люди непрерывно получают новую информацию в так называемом реальном времени, и все такое: здорово, все вокруг бурлит... Но вот, что странно, когда речь заходит о них самих, им кажется, что они живут в консервной банке». Это просто потрясающе: человек ежесекундно глобализируется и при этом живет в консервной банке!».
Я думаю, в этом коротком диалоге очень ярко выражена проблематика современности: идентичность человека не может развиваться из-за отсутствия пространства для мышления, так как пространство вокруг человека постоянно занято каким-то информационным фоном. Возможно, сейчас в мире такой высокий спрос на психологов - люди нуждаются в том месте, где можно размышлять о себе, не отвлекаясь на гаджеты и не обманывая себя. Месте, где можно не подменять смыслы, а создавать их.
Мне близка мысль Юлии Кристевой о том, что слова – это наши единственные свидетели, способные превратить нашу немую боль в историю. Я наблюдаю то, как людям бывает трудно помыслить о том, от чего они страдают, и порой, не находится слов, чтобы описать то душевное переживание, которое человек сейчас испытывает. Не находится слов, чтобы установить связь между чувством и его источником, и как следствие, - связь между потребностью и способом ее удовлетворения. Иногда людям кажется, что нужно что-то обязательно сделать, чтобы стало легче, но первое, если можно сказать, действие, – это символизировать аффект, то есть дать ему слово. Этого уже достаточно для того, чтобы перестать быть заложником этого аффекта. Люди боятся собственного невежества, тревоги, смертности, забывая о том, что в этих переживаниях рождается подлинная идентичность: в моей жизни происходят какие-то события и у меня есть к ним какое-то отношение, т.е. я их как-то переживаю.